Вместо предисловия

ОЩУЩЕНИЕ РОДИНЫ

«Где река-Караман струится
У песчаных кос быстрей,
Где в слезах старушки-ивы
Наклоняются над ней.
Где плывет туман над пашней
В зное солнечного дня,
Там - на Волге, там - на Волге
Счастье - родина моя.

Там, где жаворонки утром
С песней рвутся в облака,
Где летят над степью кличи
Пароходного гудка.
Там, где каждый холм и камень
С малолетства знаю я,
Там - на Волге, там - на Волге
Радость – родина моя…».
Доминик Гольман «Моя Родина».

     Родная земля… родной дом… родной край. Маленький кусочек Родины. Ее маленький краешек, который так дорог нам, родившимся и выросшим на нем. С первым криком новорожденного, с первым его вздохом, воздух Родины проникает в него.
Именно с этого момента нашей жизни мы впитываем любовь к Отечеству, тревоги за его судьбу, страдаем за него.
Марксовская земля, как тысячи других мест в Российской Федерации богата своим прошлым и настоящим. Но прежде всего она богата своими детьми, которые прославляли эту, покрасневшую от солнца землю, каждодневным трудом на благо 1/6 части суши.
Именно они сумели превратить этот «край без будущего» в поистине цветущий сад. Заставили степные реки, веками отдававшие свои живительные воды Великой Волге, напоить пашни и сады.
     С тех пор эта земля перестала быть местом бескрайних ковыльных степей и царством беспокойных кочевников. Теперь эта возделанная земля славилась прекрасной твердой пшеницей «белотуркой», великолепными яблоневыми садами и отменным табаком, который славился на всю Россию.
Скромные натруженные мозолистые руки крестьянина-колониста превратили сказку в быль. И как же все-таки была права императрица Екатерина Великая, когда приглашала в эти дикие края западноевропейских жителей. Только любовь к земле может творить подобные чудеса. Только так, а не иначе.
В этой книге я попытался рассказать о немцах, чья судьба так или иначе связана с Марксовским районом, его прошлым и настоящим. Поэтому большое спасибо Председателю НКА немцев Поволжья Елене Кондратьевне Гейдт всем тем, кто принял участие в сборе материала и оформлении этой такой нужной, и, надеюсь, полезной книги.

Владимир Лемдяев

Господин староста

     Человек рождается слабым и беспомощным. Таким же и умирает. Но всегда в памяти людей он остается честным, сильным, уверенным в себе и целеустремленным. Хотя такое говорят не обо всех. Про некоторых просто молчат. Но есть люди, о которых нужно помнить.
В 1793 году в селе Екатериненштадт родился человек, который изменил облик земли, ставшей родной для его народа, до неузнаваемости. Имя ему – Петер Липперт.

     С юных лет трудился он. Сначала помогал отцу и старшим братьям, затем сам стал хозяйствовать. Поначалу занимался земледелием.
Земли немецким крестьянам катастрофически не хватало. Царское правительство, начиная с 1802 года постоянно прирезало к колонистким наделам куски земли. Однако рост населения заставлял снова и снова отдавать им все новые наделы. И вот уже спустя два десятилетия немецкие крестьяне распахивают целину в 25-30 километрах от Екатериненштадта.

     Петер Липперт был среди первопроходцев, осваивая земельные пустоши, делая запруды, возводя загоны для скота. И хороший урожай не застал себя долго ждать. Тогда Петер Липперт занялся торговлей пшеницы. До двух миллионов пудов твердых сортов муки вывозили немецкие колонисты с пристаней Екатериненштадта и Орловской. Вскоре предприимчивого купца заметили и выбрали старостой Екатериненштадта.

     Петер Иоганнович на этом важном посту постоянно думал над улучшением жизни Екатериненштадта. Стало развиваться садоводство. Появилась ливневая канализация. В 1830 году Петер Липперт обратился к еще жившим тогда первым колонистам с просьбой изложить свои воспоминания о выезде из Германии и поселении в поволжских колониях, а также прислать сохранившиеся записи уже умерших колонистов об этом времени. На призыв отозвалось несколько колонистов: Ф.В. Асмус, Г. Меринг из Шталь ам Караман, Г. Эрфурт из Орловского, А. Штальбаум из Боаро и Маттерн из Борегарда. Так было положено начало местному краеведению. Летом 1837 года он встречал цесаревича Александра Николаевича со свитой.
Разбогатев на хлебной торговле, Петер Липперт стал крупным землевладельцем (его семейству принадлежало более 11 тысяч десятин земли в Николаевском уезде). На его средства был куплен большой колокол для построенной в Екатериненштадте новой лютеранской церкви (1845 год).

     Спустя несколько десятилетий после начала заселения заволжских степей иностранными колонистами, Петер Липперт, благодарный Екатерине II, решил в 1848 году увековечить свою благодарность созданием в колонии Екатериненштадт монумента. Для осуществления данного решения, в ноябре 1848 года путем добровольных пожертвований всех 102 колоний была собрана сумма 14492 рубля 83 копейки серебром. Уполномоченные всех 10 округов колоний сделали сообщение. Первому Департаменту Имперского Управления, и 2 мая 1849 года Николай I «позволил желание саратовских колонистов исполнить». Памятник Екатерине II был изготовлен в Санкт-Петербурге профессором Академии Художеств бароном фон Клодтом, и 4 октября 1851 года произошла установка монумента в Екатериненштадте. Надпись на постаменте выгравировал Филипп Кох. Императрица была представлена сидящею на троне. В опущенной правой руке ее грамота, дарованная колониям в 1763 году, левая – покоится на ручке кресла. На голове диадема. Туника красиво обрисовывает стан. Складки плавно ниспадают к ногам. Плечи укрыты мантией. Изображение было вылито из бронзы и поставлено на постамент из мрамора, на двух сторонах которого на русском и немецком языках выбита надпись: «Царице Екатерине II из благодарности иностранными поселенцами Саратовской губернии 24 ноября 1848 г.».

     В 1857 году Петер Липперт был награжден за активное участие в сборе пожертвований на памятник Государыне. Он умер в январе 1861 года, завещав 5 тысяч рублей на стипендии одаренным детям колонистов. 11 марта 1877 года  указом императора Александра II были учреждены «Липпертовские» стипендии. Его имя помнили и после революции. Даже когда сносили памятник Екатерине Великой, даже когда переплавляли его колокол, даже когда вырубили городской сад, заложенный им, даже когда вывезли всех его соплеменников. Остался дом, остался город, которому он отдал себя всего, без остатка…

«Прекрасная Эмми из Пфаненштиля»

     В середине XIX века Екатериненштадт становится неформальным центром всех заволжских немецких колоний: сюда отовсюду стекаются пшеница, другие продукты и товары; здешняя хлебная пристань считается одной из важнейших в регионе; местный базар привлекает не только колонистов и крестьян из соседних сел, но и купцов из Саратова, Вольска, Балакова. Вдоль Волги вырастают многочисленные паровые мельницы, открываются кирпичные заводы и механические мастерские. Екатериненштадт был заметен в губернии, выгодно отличался от других поселений и даже некоторых уездных городов.

     Развитие промышленности в Европейской части страны и развитие торгового земледелия в Заволжье, укрепили экономические связи между двумя регионами и способствовали развитию рыночных отношений. Промышленно развитые губернии получали из Заволжья хлеб, сбывая туда продукты своих фабрик, снабжая колонии рабочими руками, ремесленниками, а также средствами производства (лес, строительные материалы, орудия труда и прочее). Только благодаря этому разделению труда поселенцы в заволжских степях могли заниматься исключительно земледелием, сбывая массы зерна на внутренних и зарубежных рынках. Только благодаря тесной связи с внутренним и внешним могло так быстро идти экономическое развитие этой местности. Именно быстрое развитие капиталистических отношений способствовало формированию нового этническо-национального сообщества – немцев Поволжья.

     В 1860 году по приглашению реформатской общины в Екатериненштадт приехал молодой 25-летний священник Фридрих Дзирне, который стал евангелическо-лютеранским пастором прихода Северный Екатериненштадт. Пытливый ум и кипучая энергия молодого священника привлекали колонистов. Дзирне уделял большое внимание обучению детей прихода, сотрудничал  с пастором прихода Южный Екатериненштадт и одновременно директором Екатериненштадтского Русского Центрального Училища К.Ф. Вальбегром. Одновременно пастор всерьез заинтересовался историей освоения этого края. Началась кропотливая работа по сбору фактов и документов из прошлого поволжских колоний.

     В 1864 году в типографии Саратова была напечатана написанная Фридрихом Дзирне историческая повесть, которая называлась «Прекрасная Эмми из Пфаненштиля и киргиз Михель». В основе главной сюжетной линии этого литературного произведения лежали реальные исторические события, произошедшие в 1773-1775 гг. История несчастной любви двух людей, разделенных национальными и религиозными предрассудками.
Повесть, написанная в духе шекспировских трагедий, имела ошеломляющий успех среди немецких колонистов и несколько раз переиздавалась.

     Однако Дзирне работал также плодотворно и на ниве Просвещения. В 1865г он опубликовал свой труд «Наши народные школы». Автор установил, с одной стороны плохое состояние школьных знаний, а с другой обвинил в этом «просветителей» и хвалил духовенство: «В церковных школах усердно и верно занимались преподаванием предметов нашему народу, воспитывая христиан, каждый раз выполняя свой долг перед Богом и мирской властью своего государства, и вступая на путь любви и уважая чувства своих сердец…». Дзирне выступал за реформу школы в пользу торговой буржуазии (так как они могут написать свои имена по-русски и умеют читать по-русски) с переходом на элементарную географию, историю Отечества и природоведение. Дзирне обвинял колонистов во всех грехах, так как они не видели смысла в школьных знаниях. Для этого было нужно приложить немало трудов: вместо церковных школ – народные школы, в которых духовенство, а также государство и община не играли бы главную роль.

     В этот же период Фридрих Дзирне завершил работу и над своим основным трудом. В 1866 году в городе Лейпциге (Германия) вышла статья Ф.В. Дзирне «К истории немецких колоний на Волге», посвященной истории лютеранских приходов на левобережье, –  первого в российской историографии целостного очерка начального периода существования колоний с указанием местностей, откуда прибыли колонисты.
Постоянные поездки по колониям, каждодневная изнуряющая работа по многим направлениям серьезно подорвали и без того слабое здоровье Фридриха Дзирне. К тому же в 1871 году в левобережных колониях вспыхнула эпидемия холеры. Дзирне был вынужден покинуть Екатериненштадт. Однако в пути смерть все-таки настигла его. 4 сентября  1872 года он умер в городе Аткарске от холеры.

     Короткая жизнь Фридриха Дзирне была насыщена плодотворной работой. Именно благодаря ему небольшой городок Екатериненштадт стал местом, где родилась литература поволжских немцев.

Академик от биологии

     В последней четверти XIX века Екатериненштадт вступил в бурную фазу своего развития. Он постоянно рос и становился более похожим на город, нежели на село. В 1870 году была открыта земская больница, которая сделала доступным медицину для всех без исключения жителей Екатериненштадта. В 1884 году в  село приезжает квалифицированный специалист Александр Келлер, бывший ассистентом кафедры анатомии Петербургской медицинской академии, который стал работать земским врачом. Вместе с ним приехала его жена и дети, одному из которых и посвящен этот рассказ.

     Борис уже с детских лет проявлял интерес к естествознанию. Он страстно увлекался коллекционированием, собирая растения, а также раковины, минералы и всевозможных насекомых. Екатериненштадт с его ухоженными улицами и палисадниками манил юного исследователя своими тайнами и легендами. В 1888 году семья Келлеров покинула Екатериненштадт навсегда, но в памяти будущего ученого этот населенный пункт оставит свой отпечаток.

     B 1892 году Келлер окончил Саратовскую 1-ю мужскую гимназию с золотой медалью и поступает на медицинский факультет Московского университета, где под влиянием профессора ботаники И. Н. Горожанкина окончательно определился его путь начинающего учёного.
В 1898 году Келлеру удалось перебраться в Казань и поступить в Казанский университет на 1 курс физико-математического факультета. На кафедре ботаники преподавал в это время А. Я. Гордягин, который обратил внимание на молодого студента и привлёк его к работе Казанского общества естествоиспытателей. По поручению этого общества Б. А. Келлер участвовал в геоботанических исследованиях Саратовской губернии и опубликовал две ботанико-географические работы. Как писал позже учёный — «Это было началом моей самостоятельной научной деятельности».

     После окончания Казанского университета в 1902 году Б. А. Келлер был оставлен ассистентом при кафедре ботаники, но, не ограничивая свою деятельность университетом, он начал преподавать в женских гимназиях, принимал участие в создании средней школы повышенного типа.
В 1907 году вышла из печати его большая работа, совместная с Н. А. Димо, «В области полупустынь. Почвенные и ботанические исследования на юге Царицынского уезда Саратовской губернии», где ботаническая часть написана Келлером, а почвенная Н. А. Димо.
В этой работе Келлер применил оригинальный метод описания растительных ассоциаций — метод пробных площадок, который был затем всеми признан как наиболее удобный и точный метод исследования. Составляя списки растений на пробных площадках, Келлер разлагал их на ряд экологических групп: многолетники и однолетники среди высших растений, мхи, лишайники и водоросли среди низших растений.

     В. В. Алёхин, один из видных российских ботаников, о работе Келлера «В области полупустынь» писал: «Ценность описания Келлера, не только в том, что она даёт детальный и всесторонний анализ растительности, но в значительной мере усиливается и тем, что растительность здесь всецело увязывается с общими условиями существования — рельеф, почва и пр.».
Б. А. Келлер углублял и расширял свои работы по изучению степной, пустынной и полупустынной растительности. Одновременно с изучением растительности он проводил тщательные измерения температуры почв, воды, воздуха, сопоставляя полученные данные с особенностями растительного покрова.
В 1910 году Б. А. Келлер получил приват-доцентуру в Казанском университете, а в 1913 году защитил в Юрьевском университете магистерскую диссертацию, после чего был приглашён в только что основанный Воронежский сельскохозяйственный институт.

     Вместе с организацией кафедры ботаники в 1913 году Б. А. Келлером были созданы ботанико-экологическая лаборатория (в 1928 году этой лаборатории было присвоено имя Б. А. Келлера) и ботанический сад, который являлся учебной и научной базой кафедры (в 1954 году ботаническому саду присвоено имя академика Б. А. Келлера).
Занимаясь главным образом изучением степей и пустынь, Б. А. Келлер совершил десятки экспедиций и поездок, побывал в Средней Азии и Сибири, изучал Среднее и Нижнее Поволжье, Голодную степь и многие другие районы. В 1925 году Келлер принял участие в международной ботанической экскурсии в Швецию. От экспедиционных исследований Келлер перешёл к полустанционным, организовывая подвижные лаборатории в Сарепте, в чернозёмных степях, в Голодной степи и в Средней Азии.

     В 1927 году Б. А. Келлер был приглашён в качестве учёного-консультанта по руководству экспериментальной научно-исследовательской работой в Селекционно-генетическую станцию в городе Козлове (с 1932 года город Мичуринск).
1 февраля 1931 года Б. А. Келлер был избран действительным членом Академии наук СССР по Отделению математических и естественных наук, специализация «ботаника» и получил назначение на должность директора Ботанического института Академии наук в Ленинграде, а с 1935 года — директора Почвенного института им. профессора В. В. Докучаева Академии наук.

     В 1935 году — член делегации СССР на конференции по защите академической свободы в Оксфорде (Англия) с докладом «Наука и учёные СССР».
В 1936 году Б. А. Келлер переехал в Москву и начал организацию Московского (ныне Главного) ботанического сада Академии наук. Война помешала этому новому большому делу. Вместе с коллективом сотрудников ботанического сада Б. А. Келлер выехал в 1941 году в Ашхабад, где находился Туркменский филиал Академии наук СССР. В этом же году он был избран председателем президиума Туркменского филиала Академии наук, который возглавлял до 1945 года.
Несмотря на преклонный возраст Б. А. Келлер лично участвует в полевых исследованиях природы Туркмении по изучению вертикальной зональности в горах Копетдага методом пробных площадок и экологических рядов.

     В то же время Борис Александрович работал над своей большой книгой, которая подводила итоги всей его научно-исследовательской деятельности, теоретическим и философским воззрениям, обобщала огромные материалы и весь опыт учёного, накопленный в течение его творческого пути. Эта книга — «Основы эволюции растений» — оказалась последним трудом Келлера и была издана после его смерти.
Одним из важнейших положений, высказанных Б. А. Келлером в книге «Основы эволюции растений», является следующее. Признавая индивидуальное развитие основным источником наследственных изменений, на которых строится эволюция, он указывает, каким путём происходят наследственные изменения у растений:
«Сначала под влиянием изменившейся среды растение отвечает на это реакциями приспособлений, которые представляют собой изменения ненаследственные, но затем, при достаточном напряжении действующих факторов в том же направлении, эти наследственные изменения раньше или позже скачком переходят в наследственные. Наследственная же природа живых существ представляет целостную систему. И этот переход совершается только тогда, когда в результате перенапряжения происходит известная перестройка и преобразование всей системы».

     Работа Б. А. Келлера по изучению эволюции растений проводилась в организованной им в 1938 году в системе АН СССР лаборатории эволюционной экологии растений, которой после его смерти было присвоено имя её организатора.
Летом 1945 года Б. А. Келлер тяжело заболел и после трёхмесячной болезни 29 октября 1945 года умер. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
Смерть великого ученого всегда трагедия. И не только для науки, но и для всего человечества.

С первым пароходом

     Семейство Вогау в Екатериненштадте считалось богатым и обеспеченным. Разбогатев на торговле и промыслах, Вогау стремились стать частью русского купеческого сословия. Любовь к русской культуре в этой семье прививалась с самого раннего возраста. В противоположность родителям, молодое поколение, родившееся в эпоху так называемой русификации и упразднения особого управления колониями (1871 год), всё больше идентифицировало себя с русской культурой.

     Генрих Вогау порвал в ещё большей мере, чем его братья, с традициями колонистов и вступил в смешанный брак с дочерью русского купца. После женитьбы на Ольге Савиновой он принял согласно закону православие и работал служащим в многочисленных провинциальных городах России.
В одном из таких провинциальных городков и появился на свет 12 октября 1894 года их первенец, которому родители дали имя Бернгард. Однако вскоре после крещения у малыша появилось новое имя – Борис.

     Несмотря на то, что родился будущий писатель вдали от Екатериненштадта, влияние этого города постоянно ощущалось в творчестве писателя. И это несмотря на то, что его духовной родиной была без сомнения Россия, русский народ, русский язык и литература. И всё же, игнорирование всех поволжско-немецких моментов в жизни и трудах Пильняка привело бы к недопустимому обеднению восприятия творчества писателя, которое оставило бы неизвестным в нём много интересного и неоткрытого.

     Пробовать писать он начал очень рано. В марте 1909 было опубликовано его первое сочинение. Но профессиональная карьера началась в 1915, когда в журналах и альманахах «Русская мысль», «Жатва», «Сполохи», «Млечный путь» напечатали ряд его рассказов — уже под псевдонимом Б. Пильняк (от украинского «Пильнянка» — место лесных разработок; в деревне под таким названием, где летом жил юный писатель и откуда посылал рассказы в редакции, жители назывались «пильняками»).

     В 1918 году выходит первая книга Бориса Пильняка – «С последним пароходом». Впоследствии он считал ее откровенно слабой, за исключением двух рассказов – «Над оврагом» и «Смерть», которые неизменно включал почти во все прижизненные издания избранных сочинений.
Голод и разруха заставляет отца писателя вернуться в Екатериненштадт. Борис приезжает к ним время от времени и постепенно этот город занимает достойное место в творчестве русского прозаика.

     Сначала Пильняк пишет очерк «Не русский дух - Не Русью пахнет» (1919 год), который он опубликовал под псевдонимом Иван Иванов. Предмет описания - поездка по реке из Саратова в Екатериненштадт и впечатления автора о повседневной жизни этой колонии. Представление однако, не совсем объективное, скорее наоборот, из-за оторванного восприятия и непривычной картины, накладывает отпечаток полной отстраненности: «Без четверти семь бьет колокол лютеранской кирки, и вся колония сидит за столом за кофэ […] Без четверти двенадцать колокол лютеранской кирки отбивает часы, закрываются все отделы, все комитеты, вся колония сидит за обедом, и затем - прикрыв ставни и раздевшись, как на ночь, спит».

       В сравнительно таком же ключе написан и рассказ «Три брата» (1922 год). Написанный в форме изложения от первого лица рассказ, название которого восходит к одноименной гряде холмов напротив Екатериненштадта, отличается, однако, от очерка благодаря объединению с детскими воспоминаниями Пильняка о проведенном там времени у своей «милой гросмуттер» Анны. Многочисленные упоминания о рельефе местности этой поволжской колонии, родственников и эпизодов из истории поселенцев свидетельствует о тесной связи писателя с этой местностью.
Так, Пильняк приводит при перечислении разных наименований Екатериненштадта и другое название, которое возникло во время голода 1920-1922 гг.– «Штербштадт - город смерти».

     Частое пребывание Пильняка в Поволжье свидетельствовало о тесной привязанности к родному родительскому дому. Особенно, предпринятое летом 1927 года двухнедельное путешествие к своим немецким «корням» (в частности в Саратов, Покровск и Марксштадт), подарило ему интересные знакомства с известными личностями из поволжских немцев. Как следует из письма Пильняка от 4 июня 1927 года своей жене, он завёл, в частности, тесное знакомство с известным лингвистом и культурологом профессором Георгом Дингесом. Они познакомились на организованном специально для Пильняка литературном вечере в Покровске (Энгельс) и проявили взаимный интерес к творчеству друг друга. Совместно с поволжско-немецким археологом Паулем Рау и австрийской журналисткой Лоттой Шварц они пустились в путешествие по немецким сёлам вдоль Волги (Бальцер, Денгоф и другие).

     Под впечатлением этого путешествия в 1928 году писатель создает рассказ «Немецкая история». И хотя такие немецкие черты, как порядок, дисциплина и стремление к чистоте, вновь подверглись критическому изображению, всё же в этом рассказе присутствует объективное представление жизни поволжских немцев, а также стремление больше узнать об этой местности, об их жителях и их духовном мире. Детальные описания позволяют получить разнообразные этнографические представления о повседневном быте поволжских немцев.

       «Моя настоящая фамилия – Вогау», писал Борис Александрович в одной автобиографической заметке 1928 года. Отвечая на вопросы о своем жизненном пути, среди прочих моментов он всегда подчеркивал своё поволжско-немецкое происхождение: «Я, Борис Пильняк, происхожу с Волги. Мой отец, поволжский немец-колонист из-под Саратова, ветеринарный врач». Особенно в письмах к друзьям и родственникам можно найти очень личные признания о его происхождении и впечатлениях о Волге: «Я происхожу из немецкой семьи - я был так воспитан, что меня до тошноты возмущает воровство», или «Совсем рядом находится маленькая немецкая колония [вероятно, это село Кано (ныне Андреевка) - автор], ведь там осталось после голода вместо 26 всего лишь три дома, остальное население умерло».   

     Для поволжских немцев Борис Пильняк к этому времени уже не был незнакомцем. Ещё в 1925 году поволжско-немецкий журнал «Unsere Wirtschaft» посвятил «известному земляку» несколько своих номеров. А также в 1930-е годы Пильняк поддерживал связь со своей поволжской немецкой родиной, где он, в качестве корреспондента газеты «Известия», принимал участие в торжествах по случаю 15-летнего юбилея основания поволжской республики. Собранные впечатления на протяжении всей жизни автора служили основой для литературных очерков и рассказов.

     Однако более важную роль сыграла поездка Бориса Пильняка в родной Марксштадт летом 1933 года в самый разгар голода, возникшего из-за коллективизации 1929-1932 гг. Эта поездка произвела впечатление на известного писателя. Пильняк написал письмо И. Сталину, где сообщал о сильном голоде, фактах массовой смертности населения. В письме рассказывалось о резком (на 25%) сокращении численности населения АССР НП, о чинимом в республике беззаконии. В частности был описан случай смерти 102 человек на полях Марксштадтской МТС от истощения во время работы. В конце концов, нежелание писателя принять новую реальность и стать ее частью, привело к печальному финалу.

     28 октября 1937 года Борис Александрович был арестован. 21 апреля 1938 года его осудила Военная коллегия Верховного суда СССР по сфабрикованному обвинению в государственном преступлении и приговорила к смертной казни. Приговор привели в исполнение в тот же день в Москве. (По некоторым, вновь открытым данным, приговор был приведен в исполнение на полигоне «Коммунарка». По традициям того времени, его расстреляли в лесу, прямо на краю неглубокой ямы и там же закопали.) Реабилитировали Бориса Андреевича лишь в 1956 году.

Пятая заповедь Эдуарда Айриха

     Когда в середине 80-х гг. прошлого века уже заслуженному тренеру СССР и кавалеру Ордена Дружбы Народов Эдуарду Фердинандовичу Айриху задали вопрос: «В чем кроется секрет успеха команд, которые он тренирует?», то он полусерьезно выделил четыре заповеди.

     Первая. Отношения в команде должны строиться на взаимопонимании. Надо стремиться к тому, чтобы хоккеист стал союзником тренеру, принял и понял методы его работы. Есть спортсмены-творцы, способные придумать что-то новое – интересный финт, индивидуальный прием. Задача тренера – своевременно это подметить, обобщить и научить других, но не забывать, кто придумал новинку. Так развивается вкус к творчеству.

     Заповедь вторая. В команде не должно быть отдельно дисциплины для середнячков и для ведущих игроков. Непозволительно, чтобы вторым прощалось все, а первым ничего. Тренер обязан быть справедливым для всех и во всем.

     Заповедь третья. Перевоспитывать взрослого человека – занятие неблагодарное. Но без индивидуального подхода к каждому участнику команды работа тренера обречена на неудачу.

      Четвертая. Если в команду берут новичка, то на строго определенное место. Смену возрастным игрокам необходимо готовить заранее. Не надо ускорять уход ветеранов, но рано или поздно каждому приходиться расставаться с командой. Нельзя приглашать игроков по принципу: он молод и талантлив. Это может привести к тому, что в один прекрасный момент в команде окажутся одни «таланты», а играть будет некому.

     А жизнь талантливого тренера началась на берегах Большого Карамана в селе Рейнвальд (ныне Старицкое). Откуда еще юный Эдик Айрих уехал в четырнадцатилетнем возрасте учиться в Марксштадтский автомеханический техникум на шофера, мечтая в дальнейшем работать в МТС.
Став студентом техникума, Айрих стал одним из активистов местной комсомольской ячейки. Серьезно увлекся спортом: летом играл в футбол, а зимой – в русский хоккей. Тогда стадион (он располагался рядом с городским кладбищем) Марксштадта был главным спортивным объектом АССР НП. Местная команда «Спартак» была одной из сильнейших в республике. Несколько футболистов входили в сборную, в том числе и Эдуард Айрих.

     Это было время героев-«челюскинцев», героических летчиков Михаила Водопьянова и Анатолия Ляпидевского. Многие мечтали тогда стать летчиками. Таким же был и Эдуард Айрих. В 1935 году по окончании техникума он поступает в Вольское военное авиационное училище. Однако в 1938 году за три месяца до его окончания Айрих был отчислен. Хотя эта акция мотивировалась нелепой ссылкой на необходимость укрепления резервных кадров РККА, было совершенно очевидно, что подлинная причина состоит в подозрительной национальности курсанта. Вместе с Айрихом «волчьи билеты» получили учившиеся с ним немцы, финны, поляки, греки, болгары - словом, представители всех национальностей, соплеменники которых имели свою государственность на Западе. Но двадцатилетний парень, мечтавший, как и многие сверстники, стать летчиком, не стал впадать в депрессию.  Он стал работать в марксштадтской кантонной газете «Роте Штурмфане», не имея никакого журналистского опыта.

     После чистки 1936-1937 гг. в газете работали в основном молодые и менее опытные сотрудники. Малознакомому с журналистикой Эдуарду Айриху во многом помогли на первых порах его коллеги Карл Вельц и Андреас Крамер, ставшие впоследствии известными литераторами. Но и они имели опыт немногим больший, чем у Айриха. В основном способности к самообразованию сформировали его как журналиста.
Айрих писал точно так же, как говорил: суховато, без литературных излишеств, скрупулезно придерживаясь фактов. В то же время в его статьях, как и в устных выступлениях, легко угадывались и сильный темперамент, и неподдельная личная заинтересованность в решении различных проблем. Своеобразный журналистский стиль Айриха было трудно спутать с чьим-нибудь другим. Вскоре он стал ответственным секретарем газеты.
Вечером в день начала Великой Отечественной войны на стихийно возникшем митинге в Марксштадте Эдуард Айрих вместе с другим комсомольским активистом Вольдемаром Штеле заявил о добровольном вступлении в ряды вооруженных сил и терпеливо ждал повестки из военкомата. Однако вместо повестки на фронт его ждала  депортация и трудармия.

     В сентябре 1941 года Айрих оказался в Красноярском крае и находился на общих работах (землекоп, бетонщик, такелажник) в «трудармейских» лагерях БАЗстроя. В 1944 году как знатоку журналистики ему предложили работать в газете БАЗстроя «Сталинская стройка» в городе Краснотурьинске, в которой он проработал до 1948 года. Однако «юность комсомольская» не оставляла Эдуарда Айриха. Его энергия руководителя и талант организатора нашли свое воплощение в спорте.

     В Краснотурьинске при Богословском алюминиевом заводе Айрих организовал футбольную школу, в которой сам вел четыре возрастные группы. Но в городе, учитывая климатические условия, большей популярностью пользовался хоккей с мячом, который, в итоге, и стал главным. Эдуард Фердинандович искал одаренных ребят и находил их среди голодных послевоенных мальчишек. Именно здесь, в Краснотурьинске, началась в свое время славная хоккейная карьера питомцев Айриха: Валерия Бочкова, Бориса Чехлыстова, Геннадия Любченко, Бориса Третьякова, Якова Апельганца, Леонида Павловского, Александра Шулепова. Его первым крупным тренерским успехом была победа краснотурьинской ДЮСШ в первенстве Свердловской области по хоккею с мячом.
В 1964 году Эдуарда Фердинандовича Айриха вместе со всей его чемпионской дружиной пригласили в Алма-Ату – в местное «Динамо». Эта команда-середнячок редко поднималась в союзном первенстве выше восьмого места. После прихода Айриха уже через год динамовцы стали бронзовыми призёрами чемпионата СССР. С 1966 года в течение почти пятнадцати лет «Динамо» не опускалось в чемпионате СССР ниже четвертого места. В 1977 году команда выиграла золотые медали, а ещё через год победила в розыгрыше Кубка европейских чемпионов.

     В то время встал вопрос о культивировании в Советском Союзе летнего хоккея. Развивать игру решили на базе хоккея с мячом. Динамовцы Алма-Аты несколько лет успешно совмещали выступление в зимнем и летнем хоккее, и вскоре Айрих был назначен главным тренером сборной СССР, а когда пришло время размежевать две динамовские команды Эдуард Фердинандович выбрал травяной хоккей. Приближалась московская Олимпиада и нужно было сконцентрировать все усилия на подготовке летних хоккеистов к этому соревнованию.
Переключившись с 1978 года только на летний хоккей, Айрих сделал алма-атинское «Динамо» доминирующей силой во внутреннем чемпионате и привел сборную Советского Союза к бронзовым медалям Олимпиады-80, победе в розыгрыше Межконтинентального кубка 1981 года и серебряным медалям чемпионата Европы 1983 года.

     Динамовцы из столицы Казахстана на протяжении двух десятилетий были базовым клубом для сборной СССР. Призерами крупнейших международных турниров в ее составе становились Михаил Ничепуренко, Александр Гончаров, Миннеула Азизов, Сос Айрапетян, Александр Мясников, Фарит Зигангиров, Олег Загороднев. Игроки «Динамо» каждый год занимали ведущие места в списке 22 лучших хоккеистов страны. В 1986 году в этот список были включены сразу 11 алматинцев(!). «Динамо» было единственным клубом в СССР, завоевавшим самый почетный клубный трофей Европы – Кубок европейских чемпионов. Оба раза алматинцы побеждали в финале знаменитый голландский клуб «Klein Zwitserland».
На чемпионате мира 1986 года сборная СССР становится четвертой и максималист Айрих подает в отставку, а через три года покидает и, ставшее ему родным, «Динамо».

     С этого времени он начинает заниматься общественной деятельностью. Эдуард Фердинандович становится одним из активистов «Возрождения». Айрих считал, что только воссоздание автономной республики на Волге может спасти и возродить к новой жизни российско-немецкий этнос и его культуру, исчезающие по вине властей. Он решительно отвергал проекты «поэтапного возвращения» на прежнее место жительства без предварительного воссоздания государственности, с полным основанием считая, что они не найдут поддержки среди российских немцев.

      Его особенно возмущало, когда власти оправдывали свою бездеятельность ссылками на «сложившиеся реалии». «Это равнозначно курсу не на исправление, а на закрепление результатов совершённого преступления», - говорил Айрих по данному поводу еще в начале 1990 года. Требования о восстановлении государственности немцев в СССР являются законными, подчеркивал он, и никто не вправе считать их ультимативными или экстремистскими.
Весной 1990 года Айрих вместе с группой немцев-коммунистов побывал на приеме у секретаря ЦК КПСС А. Гиренко. Здесь была впервые официально обнародована идея создания так называемой ассоциации (всесоюзного «правительства» российских немцев без территории). С тех пор Айрих неизменно заявлял, что «ассоциация» ни в коей мере не может явиться альтернативой республики на Волге, и выражал более чем обоснованные сомнения, что в условиях уже провозглашенного суверенитета союзных республик такая структура вообще сможет функционировать.

     В марте 1992 года Айрих произнес на II съезде немцев бывшего СССР одну из самых ярких своих речей. Это было его последнее выступление на подобных форумах. В своем, как оказалось, прощальном слове он гневно обрушился на надругательскую затею Ельцина с заселением российскими немцами ракетного полигона Капустин Яр в полупустынном районе Волгоградской области. «Это предел всякого цинизма!» - воскликнул Айрих, отметая проект новой резервации. Его вердикт гласил: российских немцев считают теперь «отработанным материалом, который не знают куда деть, где его захоронить». 
В заключение своего выступления Эдуард Фердинандович вдруг обратился по-немецки к присутствовавшим на съезде гостям из Германии. Присутствующие впервые услышали его марксштадтский диалект, до боли напомнившую многим делегатам о родине. Именно Айрих впервые заявил с трибуны посланцам «Фатерланда», что трагедия российских немцев – результат политики двух собратьев-убийц, Гитлера и Сталина, а посему Германия и Россия должны сообща нести ответственность за дальнейшую судьбу поволжских немцев.

Он умер на рассвете 18 января 1993 года…

Как заметил Виктор Дизендорф: «Народ не может состоять из одних айрихов, но лучшие качества нашего незабвенного товарища - трудолюбие, честность, непримиримость к злу, твердость, жизненная активность - возникли не на пустом месте. Они были характерны для той среды, в которой он сформировался… Подобных борцов среди российских немцев больше нет. Однако в том многотрудном деле, которому отдал последние силы Эдуард Айрих, есть место для каждого из нас».
------------------
------------------
------------------
Примечание Кошки: после того, как мы 17 апреля 2011 г. на субботнике нашли надгробную плиту с Фамилией Дизендорф, я читала вот эту книгу...и стала по интернету разыскивать Виктора Дизендорфа - найти его оказалось не сложно, уже через пару минут яндекс выдал его электронную почту...

ГЛАВА ВТОРАЯ: ОРЛОВСКОЕ

      В двенадцати километрах к северу от города Маркса уютно расположилось село Орловское. Основанное 7 июня 1767 года немецкими колонистами из Саксонии, Ангальт-Дессау и Цербста, село получило свое название в честь фаворита Екатерины Великой – графа Григория Орлова, который и руководил иностранной колонизацией этих мест. Невероятно, но факт: несмотря на свое «графское» происхождение село никогда не меняло названия, даже в периоды повального переименования.

     Жители колонии занимались земледелием (пшеница, рожь, картофель, подсолнечник, гречиха, табак), ремеслами (соломоплетение, изготовление курительных трубок) и торговлей. Но более всего Орловское славилось своими фруктовыми садами. Всего в Орловском в начале XX века было 18 садов.  В 1860 году в селе была построена новая каменная лютеранская церковь (архитектор Ф. Лагус), которая сохранилась до сих пор. В 1897 году на средства пастората в селе был построен дом для глухонемых.

     В 1910 году в Орловском на каждый двор приходилось по 31,8 десятин земли. В колонии имелись церковь, двухклассное министерское училище, две земских и одна церковно-приходская школы, а также  вольная пожарная дружина.
Советская власть ненамного изменила облик села в 20-30-е гг. прошлого века. Здесь был организован колхоз, а затем и МТС (машинно-тракторная станция), которая обслуживала техникой близлежащие колхозы.

     Депортация серьезно изменила облик села, но не изменила его душу, организм: по-прежнему стоят дома немецких крестьян, по-прежнему на его старых улицах идет размеренная деревенская жизнь, наполняемая детскими криками и шелестом листвы старых тополей.

Верую в жизнь

     21 июня 1912 года крик новорожденного в очередной раз оповестил жителей Орловского о появлении на свет еще одного творения Господа. Счастливые родители дали мальчику имя Александр. Они еще не знали, какие события ждут их малыша и его народ, но искренне верили, что он будет счастлив.
А между тем события отнюдь не радовали. Первая мировая война, Февральская революция, Октябрьский переворот, установление Советской власти. Крестьянин-колонист встретил ее настороженно. Маленький Саша Гассельбах вскоре остался сиротой. Но также рано стал считать себя взрослым и способным на многое. Уже в девятилетнем возрасте Александр вступил в комсомол. Активно принимал участие в укреплении Советской власти в деревне. Но политическая жизнь его мало интересовала. В 1925 году он поступает в Марксштадтский педагогического техникум.
Это была своеобразная «кузница кадров». Педагогический техникум готовил учителей для мест компактного проживания немцев в СССР. Под руководством талантливого педагога-новатора Николая Николаевича Белендира он стал центральным техникумом повышенного типа с сельскохозяйственным уклоном. При нем был создан учебный совхоз с 88 десятинами земли.

     Закончив техникум, Александр Гассельбах стал работать механиком в Марксштадтской МТС и одновременно учиться в фабрично-заводской школе, а затем трудится на марксштадтской фабрике «Видергебурт». Именно в это время он начал свою литературную деятельность.
Первые публицистические и литературные сочинения Гассельбаха появились с начала в марксштадтской кантонной газете «Роте Штурмфане», а затем в областных газетах «Нахрихтен», «Роте Югенд» и журнале «Дер Кемпфер». Литературную деятельность начал в 1928.
Уже к началу 1934 года молодой писатель имел серьезный багаж небольших, но довольно приличных рассказов и статей. В марте 1934 года Александр  Гассельбах стал делегатом 1-го съезда советских немецких писателей, который состоялся в Москве.

     Это было самым настоящим признанием заслуг молодого писателя. Оказаться рядом с такими признанными классиками советско-немецкой литературы как Франц Бах, Герхард Завацкий, Андреас Закс и Готлиб Фихтнер, было самым настоящим подарком судьбы. С этого момента Александр Филиппович Гассельбах не мыслил себя без литературы.

     Вскоре после этого он становится редактором марксштадтской кантонной газеты «Роте Штурмфане». С этого момента началась его кипучая журналистская деятельность. Очерки рассказы рождались буквально «на крупе лошади». Теперь писатель увидел жизнь несколько иначе. Трудности колхозного быта и «перегибы на местах». А потом пришел 1937 год…

     Борьба с вредительством, поиски «врагов народа». Александр Гассельбах был вынужден покинуть Марксштадт и, спустя почти два десятка лет, вернуться в родное Орловское. Именно здесь он стал работать учителем, пережив страшные годы репрессий.
Однако начавшаяся война и депортация поволжских немцев серьезно изменила и судьбу Гассельбаха. В 1942-1946 гг. он в трудармии, живет в Новосибирской области.

     Жизнь диктует свои правила, но тяга к знаниям не оставляет Александра. В 1958 году он успешно оканчивает Новосибирский Педагогический Институт. Работая учителем, Гассельбах не оставлял надежды вернуться к своей прежней любимой профессии. И эта возможность ему представилась.
В 1966 году в Целинограде (ныне Астана – столица Республики Казахстан) была создана немецкоязычная газета «Фройндшафт» и Гассельбаху одному из первых предложили в ней работать. Александр Филиппович ответил согласием. Он переселился в Целиноград и начал работать в газете. В частности, он много сделал для подготовки немецкоязычного приложения к журналу «Нива» (орган Союза писателей Казахстана) (собранный Гассельбахом материал опубликован позднее в Германии в кн.: Barfufi liefen meine Kindertraume, 1993). Его журналистская деятельность была замечена. Гассельбах стал членом Союза журналистов СССР. В 1974 году он становится заведующим отделом культуры и публицистики в редакции.

     В 70-е - 80-е гг. были опубликованы многие его рассказы, очерки, статьи (как отдельными изданиями, так и в сборниках). Темой многих произведений Гассельбаха стала жизнь российских немцев с начала XIX века до современности. Его рассказы отличались оригинальностью композиции и стилистическим мастерством.

     На закате своей жизни Александр Гассельбах решился все-таки написать роман, который назывался «Лехт-Филипп». В нем он хотел поведать читателю о судьбах маленького, но трудолюбивого народа, появившегося на свет по воле Великой Императрицы. Однако завершить работу над своим детищем писатель не смог. Он умер, не дожив до своего 80-летия.

Отбомбившее сердце

     Жизнь в селе устроена по своим законам: работа до «седьмого пота» «от зари до зари». А за это – кровавые волдыри, хронические заболевания, которые проклинаешь время от времени, да постоянное чувство голода и неустроенности крестьянского быта. Такой была жизнь и крестьянина Карла Карловича Риба. Хотя ему жаловаться на жизнь и не приходилось. Он был прекрасным сапожных дел мастером. Его обувь с удовольствем носили не только жители родного Нидермонжу, но и Фишера, Марксштадта, Покровска. 10 марта 1930 года в семье Карла Карловича и Доротеи Христиановны родился шестой ребенок. Счастливые родители мальчика назвали Эвальдом. Семья жила в достатке, однако коллективизация и последовавший за ней голод вынудили их покинуть село и переехать в село Миллерсфельд (ныне село Калининское). Отец стал работать сапожником при МТС, а спустя некоторое время стал работать начальником пожарной охраны.

     Мальчик родился на редкость музыкальным. Прекрасные память и слух очень быстро заметили односельчане. Уже в три года он научился играть на балалайке, а затем и на мандолине. Первоначально играл на слух вальсы, польки, песни.
Это было время массового увлечения народной самодеятельностью. По всей стране создавались самодеятельные музыкальные кружки, оркестры, ансамбли. В АССР Немцев Поволжья практически в каждом селе был свой музыкальный кружок. В пять лет одаренного мальчика заметил учитель математики и физики Миллерсфельдской школы Функ Николай Давидович, который руководил школьным оркестром русских народных инструментов и сам играл на скрипке. 
Звучание этого инструмента буквально завораживало юного музыканта и он захотел научиться играть на нем. Отец, заметив такое стремление сына к музыке, купил ему скрипку.

     В 1938 году Эвальд пошел в школу. Учился он хорошо и прилежно. Учителя хвалили и прочили мальчику большое будущее. Научившись читать и писать, он, почти одновременно, стал сочинять стихи на немецком языке.
«Вспоминал дороги и тропинки
За родным, родным своим селом.
Навсегда новинки и поминки
Поселились в сердце озорном.
Посмотреть позвали по-немецки,
Как на Волге тихо плыл закат,
Как звезда зажглась на небе детства,
Где нашел свой стихотворный клад».

      Семья жила в достатке и любви. Но… Началась война. А началась она в семье Рибов с гибели старшего сына Александра, который погиб от взрыва бомбы под Гомелем. Однако смерть брата не уберегла семью от депортации.
     В результате депортация Рибы оказались в селе Луговое Алтайского края, в 60 километрах от Барнаула. Вся семья Эвальда работала в трудармии: отец — на рудниках Таштагола, старший брат Карл — на лесоповале под Соликамском, средний брат Давид — в шахтах под Копейском, а сестра Гермина — на заводе в Барнауле, где делали снаряды. Маленький Роберт в возрасте 5 лет умер от скарлатины на Алтае.

     Во время войны Эвальд с матерью остались одни, и 12-летний мальчик заменил отца — перенял его искусство и стал сапожником-модельщиком, принявшись за шитьё на заказ красивой обуви. Эта работа «кормила» их с матерью и давала возможность помочь родным трудармейцам: им высылали табак, на который можно было выменять продукты. В эти тяжёлые годы о стихах и музыкальных занятиях пришлось забыть.

     После того как от непосильного труда в 1946 умер отец, брат Давид собрал семью на 205-й шахте в 6 километрах от Копейска (Челябинская область), где он работал в забое. Семья решила освободить Эвальда от каторжной работы и ему купили скрипку. Он начинает учиться в вечерней (общеобразовательной) и музыкальной школах города Копейска, куда приходилось ходить пешком. Одновременно Эвальд берет уроки у бывшего трудармейца ленинградского скрипача Кронберга.

     Оказавшись на новом месте и налаживая отношения с одноклассниками и соседями, Эвальду пришлось в сжатые сроки осваивать новый для себя русский язык. О страданиях этих дней он впоследствии расскажет в пронзительном биографическом стихотворении «Обида»:
«...Казалось — всё вокруг во мгле,
Упал в траву я, как подбитый,
Прижался к матери-земле
И думал, плача от обиды:
Когда ж сердца их отбомбят
За всех, что с фронта не писали?
С годами понял я ребят,
И кто я есть, они узнали».

     Музыкальную школу Риб закончил за 2,5 года. Одновременно с учёбой он работал в небольшом оркестре кинотеатра Копейска, исполнявшем музыку перед демонстрацией фильмов, и продолжал брать частные уроки в Челябинске у концертмейстера первых скрипок симфонического оркестра Серафимы Борисовны Факторович. Там же, в Копейске, в 1954 году Эвальд Риб начал свою педагогическую карьеру, занимаясь с питомцами местной музыкальной школы.
     С 1946 по 1956 гг. все советские немцы были под комендатурой, не имея права без разрешения выезжать даже в ближайшие сёла. Эвальду не всегда удавалось получить разрешение на выезд в Челябинск, из-за чего он испытывал много неприятных моментов, вплоть до ареста. Неудачей окончилась и попытка поступления в Челябинское музыкальное училище: Эвальд получил отказ, поскольку плохо говорил по-русски и не владел русской грамотой. Стремясь помочь своему ученику, Фахторович позвонил в Магнитогорск, директору Магнитогорского музыкального училища (ныне — консерватория) С.Г. Эйдинову. Магнитка нуждалась в скрипачах, и судьба Риба была решена: в 1955 году он был зачислен на I курс струнного отделения.

     Годы учебы в Магнитогорске были счастливыми: преподаватели музыкального училища отнеслись к новосёлу со всей душой. С.Г. Эйдинов и весь педагогический коллектив создали все условия для успешной учебы и творчества Эвальда Риба, при этом в стенах училища не было проявлений национальной вражды. Свое участие в судьбе Риба проявили такие преподаватели, как педагог по классу скрипки Ф.Я. Форшток и «предметники» Н. Кондратковская, Н. Маклецова, Т. Яес, вдохновлявшие своего ученика и помогавшие ему как можно быстрее изучить русский язык. Впоследствии Эвальд стал не только писать на русском (хотя первые стихи писал только на немецком), но и думать на этом языке.

     В 1959 году в жизни Эвальда Риба произошли серьезные изменения: он закончил музыкальное училище по классу скрипки и альта, а в апреле женился на студентке музыкального училища Нонне Костериной (она закончила учёбу годом ранее). В том же году вместе с композитором Иваном Шутовым Риб написал «Песню о Магнитке», которую на государственном экзамене Шутова исполняла Магнитогорская капелла под управлением С. Г. Эйдинова.
«Люблю в загаре золотом
Твою ступенчатую гору,
В душе моей горит цветком
Магнитогорск — любимый город».

     В эти годы Рибом было написано много стихов о природе уральского края, о любви к городу Магнитогорску. Многие из стихов впоследствии были положены на музыку местными композиторами, в результате чего родились популярные на Южном Урале песни.
     В 1957 году, параллельно с учёбой, Эвальд Риб начал работать в музыкальной школе № 1 города Магнитогорска как педагог по классу скрипки. Наряду с этим он работал в студенческом симфоническом оркестре и в оркестре драмтеатра им. А.С. Пушкина. Директор музыкальной школы, фронтовик И. Минин с большим уважением и вниманием отнесся к молодому педагогу-скрипачу, зачислив его в штат сразу по окончании училища. Педагог Эвальд Риб набрал большой класс, а администрация школы приобрела инструменты, в том числе первоклассный альт, которым Эвальд Риб мог пользоваться постоянно, до покупки своего личного. Любви к скрипке и скрипичному исполнительству Эвальд посвятил немало своих стихотворений, в том числе миниатюру «Четыре звука»:
«В этом звуке — я горю,
В этом звуке — стынет кровь,
В новом звуке я умру,
А в другом — воскресну вновь!».

     В 1964—1968 годах Эвальд Риб заочно учился в Государственном институте искусств Киргизской ССР имени Курмангазы. Росло мастерство педагога, росли его ученики. Риб являлся одним из организаторов клуба юных музыкантов в ДМШ №1 — КЮМ, благодаря работе которого раскрывались творческие способности маленьких музыкантов, расширялся их кругозор. В общении с детьми была необходимость не только играть, но и говорить, активизировать образное мышление ученика. В результате родились особые музыкально-литературные темы для занятий: «Разбуженная скрипка», «Поющие народы». Методика преподавания и общения с детьми была осмыслена Эвальдом Рибом и изложена в методической работе «Не засушить цветок», которая отразила суть его музыкально-педагогической концепции.

     Многолетний педагогический труд Риба не остался незамеченным: в 1972 он награждён знаком «Победитель соцсоревнования», а в 1983 — медалью «Ветеран труда». В конце семидесятых годов Риб начал работать в новой музыкальной школе № 4 Магнитогорска, расположенной на городских новостройках, где проработал до самого выхода на пенсию.

     Свою литературную деятельность Эвальд Риб начал в Магнитке, ещё будучи студентом музыкального училища. На поэтически настроенного юношу обратила внимание педагог-литератор училища Нина Кондратковская, уже тогда являвшаяся видной поэтессой. С этого времени до самой своей кончины она была учителем и наставником в поэзии для Эвальда Риба.

     В 1958 году Эвальд Риб вступил в литературное объединение Магнитогорска, руководителем которого был Николай Воронов. С этого времени педагог-музыкант становится постоянным участником литературной жизни города. В 1960 году поэтические подборки Риба начали появляться в местных газетах. В семидесятые о его творчестве узнали и читатели зарубежья: в 1976 и в 1980 гг. его детские рассказы были переведены на немецкий язык и напечатаны в альманахах московского издательства «Прогресс».
Значительную роль в литературной судьбе Эвальда Карловича сыграл поэт и прозаик Владилен Машковцев, который в 1971—1992 являлся ответственным за пропаганду художественной литературы в Магнитогорске. По путёвкам Челябинской областной писательской организации Эвальд Риб проводил большое количество массовых музыкально-просветительских лекториев, концертов в городских и пионерских лагерях, в школах, клубах, в цехах заводов города. В своих выступлениях он затрагивал разнообразные темы жизни города и страны. Он выступал не только как поэт-просветитель, но и как скрипач, превращая свои встречи в интересные музыкально-поэтические композиции.

     В 1990-2000 гг. Эвальд Риб живёт в пригороде Магнитогорска (с. Анненское, Карталинский район Челябинской области) на своей «литературной даче». Он много и вдохновенно пишет, общается с сельчанами, работает с малышами в детском саду, преподает в ДМШ г. Карталы и руководит литературным объединенем Карталинского района. В 1993 году в свет выходит его первая книга детских стихов и рассказов «Капли весны», за которой в короткий срок последовали еще четыре авторских сборника! Карталинскому краю и своим односельчанам Риб посвятил много стихотворений, поэтических миниатюр, вошедших в сборники «Радуга жизни», «Анненские лебеди», «Есть большая родина любви», «Разбуженная скрипка». В эти годы Эвальд Риб много выступает со своими стихами на Карталинском телевидении, он неизменный участник концертов, фестивалей, конкурсов. В эти годы он проявил себя и как литературный редактор: в 1993 году под его руководством в магнитогорском издательстве «Магнит» в свет вышел сборник стихов жителей села «Подснежник», а годом позже — авторский сборник стихов «Мой светофор», принадлежащий перу его ученицы, 9-летней (!) Наташи Самолётовой.

     По состоянию здоровья в 2001 году Эвальд Риб возвращается в Магнитогорск. В последние годы своей жизни у него было много творческих идей: подготовлена к изданию книга детских стихов, задуман цикл рассказов о встречах и сотрудничестве с литераторами Магнитки и Урала, созданы черновые наброски школы поэтического творчества для ребят, пробующих себя в литературном творчестве. Но этим планам не суждено было сбыться: 2 января 2003 Эвальда Карловича не стало. Своеобразным завещанием поэта, нашедшего свою вторую родину на Урале, стали эти четыре строчки, принадлежащие его перу:
«Пусть у меня родных в Магнитке нет,
но на могилу придут ко мне:
и рыжий вечер, и синий рассвет,
и ветер, что дремлет в стороне».
Воложка - Марина Риб: "Я - здесь, я - есть" 2010 г.